Я разбирал старую библиотеку в Остафьеве, родовом, теперь оскудевшем именье графов Остафьевых, последний потомок которых мотается еще где-то по свету. Среди исторических и масонских книг попалась мне тетрадь из голубоватой бумаги во всю величину листа. На заглавном листе было выведено: «Дерзание души, или Правдивый дневник
«Авессалом, Авессалом…» - Фолкнер Уильям
Французова Балка лежала в тучной речной долине, в двадцати милях к юго-востоку от Джефферсона. Укрытая и затерянная меж холмами, определенная, хоть и без четких границ, примыкающая сразу к двум округам и не подвластная ни одному из них, Французова Балка была когда-то пожалована своему первому владельцу, и до Гражданской войны выросла в огромную плантацию, остатки которой - полый остов громадного дома, рухнувшие конюшни, невольничьи бараки, запущенные сады, аллеи, кирпичные террасы - все еще звались усадьбою Старого Француза, хотя прежние ее границы существовали теперь только в старинных, пожелтевших записях, хранившихся в архиве окружного суда в Джефферсоне, и плодородные поля кое-где давно уже снова заполонила тростниковая и кипарисовая чащоба, у которой они были некогда отвоеваны их первым хозяином. Возможно, что он и в самом деле был иностранец, хотя и не обязательно француз, потому что для людей, которые пришли после него и почти начисто стерли все его следы, всякий, кто говорил с малейшим чужеземным акцентом, чья наружность или даже занятие казались необычными, всякий такой человек был французом, к какой бы национальности он себя ни причислял, точно так же, как городские умники в ту пору вздумай он, к примеру, обосноваться в самом Джефферсоне непременно окрестили бы его голландцем. Но теперь никто уже не знал, откуда он был родом, даже шестидесятилетний Билл Уорнер, который владел чуть ли не всей прежней плантацией вместе с участком под разрушенной усадьбой. Потому что он пропал, исчез, этот чужеземец, этот француз, со всей своей роскошью.
Дитятин Николай Константинович : другие произведения. Барахтался и верещал он, не описать, уморительно, и я велел не вытаскивать его. И пока этот дурак не утонул, я хохотал так, что рысак мой дрожал и пританцовывал». Он сидел напротив меня, опустив подбородок на столешницу, и безмолвствовал. Глаза его были закрыты. Желтоватое лицо обрюзгло.
Название и сюжет романа Фолкнера имеют истоком историю царя Давида и его сыновей от разных жён, Авессалома и Амнона. Амнон обесчестил сестру Авессалома Фамарь и был убит Авессаломом из мести. Прощёный отцом, Авессалом посягнул на власть отца — устроил вооружённый бунт. Он был убит рабами Давида во время бегства после своего поражения, когда « запутался волосами своими в ветвях дуба и повис между небом и земле й». Узнав о смерти сына, царь Давид « пошёл в горницу над воротами и плакал